— Да, только не ругайтесь.

Вадим ушел в свою комнату, Аня снова взглянула на Артема, только сейчас заметила, как за эти три дня он еще больше оброс щетиной, как стало больше морщинок вокруг глаз. Он так внимательно на нее смотрел, что в горле сразу пересохло, и вспотели ладони. Она вздохнула, собираясь с мыслями.

— Кирилл Жданов, тебе знакомо это имя?

«Да», — Артем кивает.

— Это он виновен в той аварии и в смерти твоей невесты?

«Да»

— Господи, как такое возможно?

Аня прижимает холодные руки к своему горячему лбу, кажется, у нее повышается температура, она словно горит изнутри, или это просто эмоции.

— Я должна тебе кое-что сказать. Это важно, и не останавливай меня.

Артем пытается взять ее за руку, но она одергивает, трет пальцами виски.

— Тот человек, Кирилл Жданов, он отец Вадима. Это про него я говорила. Тогда ни ему, ни его семье не нужен был мой сын. Я не знаю, что произошло сейчас, спустя почти десять лет. Она сказала, что Кирилла больше нет, наверное, поэтому ей понадобился мой сын.

Он все-таки обхватывает ее лицо своими ладонями, запрокидывая голову, заставляя посмотреть на себя.

«Что ты там опять надумала, кошка? Меня не было три дня, мы уже поругались и наверняка расстались. Что ты сейчас пытаешься сказать?»

— Ты, наверное, не захочешь больше с нами иметь никакого дела. Я пойму. Я понимаю. Знать о том, что отец моего сына — это именно тот человек, который виновен в гибели твоей любимой девушки наверняка неприятно.

«Кошка, ты точно не заболела? Черт, ты что решила, что я начну равнять вас с той тварью? Почему ты решила, что ты или твой сын в чем-то виноваты?»

Артем трогает ее лоб, он горячий, сводит брови, Аня следит за каждым его движением.

— Я…я все пойму…

Он не дает ей договорить, крепче сжимает, резко притягивает к себе, целует. Аня судорожно выдыхает в его губы, приоткрывая рот. Артем тут же углубляет поцелуй, лаская ее языком.

«Глупая девочка. Моя глупая зеленоглазая кошка. Накрутила черте что. Да разве я могу уйти или отказаться от тебя, от вас? Даже не проси»

Аня отвечает на поцелуй, слишком жарко, все тело горит, мысли путаются. Она так соскучилась за эти три дня по его настойчивым губам, рукам, поцелуям. Они так и стоят в прихожей, Артем сам, изголодавшись за эти дни, не может оторваться от Аниных губ. Он сдерживал себя изо всех сил, но все-таки не выдержал и приехал, а тут такой любопытный сюрприз в виде матери Жданова.

Когда он услышал, что она угрожает Ане, хотелось свернуть ее тонкую шею и услышать хруст позвонков. Тоже самое он хотел сделать с ее сынком — конченым наркоманом, как только вышел из больницы и передвигался на костылях. Он был готов забить его этими костылями и смотреть, как тот подыхает в луже собственной крови.

Его ненависть и жажда мести походила на вендетту влюбленного мужчины, но это было не так. Да, Лера ему нравилась, молодая, дерзкая, влюбленная в него, но он совершенно не чувствовал этого сам. Он винит себя за то, что так и не смог дать ей того, что она хотела, за то, что не уберег. Он наказывал сам себя за то, что не остановил ее, он хотел наказать Жданова за то, что тот спровоцировал аварию, за гибель девчонки, у которой все было только впереди.

Грач прав, в сотый раз, как всегда, прав. Его месть нужна была только ему, он это понял только сейчас, когда увидел Жданову. Последние несколько месяцев он даже перестал интересоваться ее сыном, его вот уже как год не было в городе, мать его отлично прятала. Тогда, перед самой аварией, на дороге, он не мог понять, почему не видел эту тачку в городе раньше, черный Shelby Mustang он бы запомнил точно. Жданов день как приехал из столицы, любитель быстрых тачек и качественной убойной дури, тусовок и беззаботной жизни. Золотая молодежь, превращающая свою жизнь в дерьмо. Все вышло, как вышло, ничего уже не изменишь. Артем не знал, что он умер, даже интересно, как это произошло.

— Артем, ты знаешь, она хочет забрать Вадима. Говорит, что хочет принимать участие в его воспитании, но я этого совершенно не хочу. Я ничего не хочу знать о той семье, и чтобы Вадим был ее частью. Пусть я в этом эгоистична и ребенок должен знать своего отца, но я этого не хочу, пока не хочу.

«Все будет хорошо, кошка. Никто не отнимет у нас сына»

Подумал, а сам улыбнулся, прижимая девушку к себе и целуя в висок. Хорошо как звучит — нашего сына. Вадим классный пацан, смышленый, умный. Он бы хотел иметь такого сына.

— Правда? Ты обещаешь, что все будет хорошо?

Он кивает, снова целует. Долго, страстно, прижимая Аню к себе еще крепче.

«Как же я хочу тебя»

— Артем, в доме ребенок.

Аня утыкается в грудь мужчины, пряча улыбку. Все дурные мысли отступили, с ним так спокойно. Господи, как же она любит его, и никакая девушка из прошлого не сможет заставить Аню добровольно от него отказаться.

— Ты голоден?

«Ты не представляешь как»

Артем прижимает девушку к своему паху, показывая, насколько он голоден.

— Я тоже соскучилась, — совсем тихо.

Ужин прошел под непрекращающиеся вопросы Вадима, на которые он сам же и отвечал. Артем лишь кивал или мотал головой, уминая вторую тарелку борща.

— Мам, спасибо. Ну, я пойду к Пашке, поиграем в приставку, буду часа через два.

Последнюю фразу он прокричал уже у порога, нарочно громко, чтобы они точно услышали, Аня покраснела, Артем широко улыбнулся.

— Паша — это сосед с пятого этажа, одноклассник его.

Хлопнула дверь, Аня потянулась, чтобы начать убирать посуду со стола, но ее руку перехватили. Артем потянул ее на себя, ловко усадил девушку на колени, сжав тонкую талию руками.

«Да, кошка, оближи так свои губки еще, и вся эта посуда будет лежать на полу, а ты на этом столе»

— Пойдем в комнату, а то, я чувствую, придется покупать новые тарелки.

Аня тихо шепчет ему на ухо, слегка осипшим голосом, прижимается щекой к щеке Артема, трется, отросшая щетина приятно царапает кожу.

«Моя ты кошка»

Глава 43

Аня выключила фен и достала из кармана фартука вибрирующий телефон. Скривилась, увидев имя абонента, но пришлось ответить.

— Да, мама

— Анна, ты что себе позволяешь?

То, что мать давно перестала здороваться, когда обращается к ней, она уже привыкла. Но вот сразу орать — это было что-то новенькое. Всегда сдержанная и скупая на эмоции, считавшая себя очень воспитанной, Валентина Николаевна никогда не позволяла себе повышать голос, но тут, видимо, в ее программе пошел сбой. Аня распрощалась с клиентом и отошла в дальний угол помещения салона.

— Пока это только ты позволяешь себе повышать на меня голос.

— Как это называется? Пришел какой-то второсортный адвокатишка, сказал, что от тебя, и начал качать права.

— Прямо так и начал качать права? Я думаю, он не качал их, а объяснял, что у тебя нет никаких прав на мою с сыном жилплощадь. Надеюсь, ты все поняла?

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать?

— Мама, заметь, я пока с тобой только разговариваю. У тебя все равно ничего не выйдет, оставь эту идею с моей квартирой. И если это твоих рук дело та тема со службой опеки, то я тебя предупреждаю, остановись, пока не пожалела.

— Ты…ты что, мне угрожаешь?

Валентина Николаевна начала заикаться, Аня так и увидела, как она театрально хватается за сердце и открывает рот, словно выброшенная на сушу рыба.

— Считай это как хочешь. Но, мой тебе совет, оставь нас в покое, иначе покой тебе будет только сниться.

Аня проговорила это медленно, сквозь зубы, но достаточно громко, чтоб та ее хорошо услышала. Сбросила вызов. Надоело все это, общаться с людьми, не имеющими совести, ждать предательства и удара в спину, казалось бы, от близких. Может быть, когда-нибудь она поймет и простит эту женщину, но не сейчас. Аня не понимала, как это — идти по головам, использовать самые мерзкие методы, чтоб Павлику досталась жилплощадь, даже ценой того, что ее родному внуку будет негде жить. Нет, она не понимала этого.